Четверть века реформ
Вроде менее, чем через год исполнится четверть века с начала экономических реформ, хотя кто-то скажет, что отсчет и с марта восемьдесят пятого можно вести. Но тогда лет шесть шли разговоры о том, что мы не совсем правильно живем, а потом началось…
Семидесятилетний эксперимент, основанный на сильно трансформированных в мозгах части российской интеллигенции идеях бородатого «сына юриста» из Трира, почему-то предполагавшего, что средства производства, перейдя из рук рачительных хозяев в руки безответственных разгильдяев, обеспечат более высокую производительность труда, завершился сокрушительным крахом.
К мыслям изображенного на стодолларовой купюре изобретателя молниеотвода, кресла-качалки, бифокальных очков и многого другого, насчет того, что «Мое лучше, чем наше» и «Глаза хозяина делают больше работы, чем его руки» как-то не прислушивались.
В итоге страна в конце восьмидесятых пела песни, в которых сообщала, как она любила запретные плоды Америки и собиралась уехать туда вместе с америкен боем…
И… Я не буду за «пятьсот дней», особая тема, как-нибудь коснусь, только в декабре девяносто первого в стране не было не денег («деревянные», как их тогда называли не в счет), ни еды…
Лихие девяностые, суровые девяностые… Не тогда ли, оправившись от колбасы по пятьдесят рублей вместо девяти (с 1 марта 1991 года, а до того по 2-20 с 1961-го) мы узнали, что дефицита может не быть. Вообще. Ни дефицита еды, ни одежды, и прочего.
Девяностые были временем низких цен на нефть, девять долларов за бочку в девяносто восьмом, а уж выше двадцати на протяжении этих лет точно не было. Но. Низкие цены компенсировались свободой предпринимательской деятельности. Любой человек, не занимавшийся ни с кем из власть имущих в кружке кройки и шитья или секции дзюдо, запросто открывал свой бизнес. Ни чиновники, ни правоохранительные органы при том не требовали с него никаких денег.
Поэтому, несмотря на дешевую нефть, полки магазинов, ларьков, наполнялись товарами, а следом и в наших квартирах появлялись телевизоры «Sony» вместо рубинов и радуг, микроволновки, автоматические стиральные машины, видеомагнитофоны, персональные компьютеры…
Всем этим нас обеспечивал частный бизнес. Преимущественно малый, который иногда становился средним и даже большим.
Те, кого во второй половине девяностых назвали олигархами, в начале десятилетия «варили» джинсы, торговали подержанными «Ладами», мыли окна в высотных зданиях, изготавливали гаражи-ракушки…
Потом сменилась власть, а нефть сменила тренд с понижения на повышение. Абсолютно невзаимосвязанные события. Просто так карта легла.
И начало нулевых характеризовалось бурным промышленным ростом, ростом фондового рынка (конкретно, ряд акций, которые я держал тогда, выросли с 1999-го по 2007-й в десятки и сотни раз), ростом потребления.
Мы стали пересаживаться с жигулей- москвичей на форды- тойоты, массово отдыхать на теплых морях, жители побережий которых быстренько выучили русский язык.
А потом как-то постепенно стала укрепляться «вертикаль власти», а вот частный бизнес стал терять свои позиции. Заниматься им стало неинтересно, поскольку мороки много, а доходов не так чтобы очень. Куда веселее пойти в эту самую вертикаль. Туда и стала стремиться молодежь, начиная нулевых, вместо частного бизнеса, как в девяностые.
И началось то, что называется стагнацией экономики. То есть она перестала расти. До второй половины нулевых в страну еще приходил зарубежный частный капитал, создавал сборочные производства автомобилей, бытовой техники, вкладывался в российскую пищевку. Потом и это прекратилось.
Рост ведь экономики обеспечивают инвестиции. Частные, потому что государственные очень легко украсть, что и происходит. А частных инвестиций и не стало.
Ну, и плюс санкции. Вот и имеем то, что имеем…
Семидесятилетний эксперимент, основанный на сильно трансформированных в мозгах части российской интеллигенции идеях бородатого «сына юриста» из Трира, почему-то предполагавшего, что средства производства, перейдя из рук рачительных хозяев в руки безответственных разгильдяев, обеспечат более высокую производительность труда, завершился сокрушительным крахом.
К мыслям изображенного на стодолларовой купюре изобретателя молниеотвода, кресла-качалки, бифокальных очков и многого другого, насчет того, что «Мое лучше, чем наше» и «Глаза хозяина делают больше работы, чем его руки» как-то не прислушивались.
В итоге страна в конце восьмидесятых пела песни, в которых сообщала, как она любила запретные плоды Америки и собиралась уехать туда вместе с америкен боем…
И… Я не буду за «пятьсот дней», особая тема, как-нибудь коснусь, только в декабре девяносто первого в стране не было не денег («деревянные», как их тогда называли не в счет), ни еды…
Лихие девяностые, суровые девяностые… Не тогда ли, оправившись от колбасы по пятьдесят рублей вместо девяти (с 1 марта 1991 года, а до того по 2-20 с 1961-го) мы узнали, что дефицита может не быть. Вообще. Ни дефицита еды, ни одежды, и прочего.
Девяностые были временем низких цен на нефть, девять долларов за бочку в девяносто восьмом, а уж выше двадцати на протяжении этих лет точно не было. Но. Низкие цены компенсировались свободой предпринимательской деятельности. Любой человек, не занимавшийся ни с кем из власть имущих в кружке кройки и шитья или секции дзюдо, запросто открывал свой бизнес. Ни чиновники, ни правоохранительные органы при том не требовали с него никаких денег.
Поэтому, несмотря на дешевую нефть, полки магазинов, ларьков, наполнялись товарами, а следом и в наших квартирах появлялись телевизоры «Sony» вместо рубинов и радуг, микроволновки, автоматические стиральные машины, видеомагнитофоны, персональные компьютеры…
Всем этим нас обеспечивал частный бизнес. Преимущественно малый, который иногда становился средним и даже большим.
Те, кого во второй половине девяностых назвали олигархами, в начале десятилетия «варили» джинсы, торговали подержанными «Ладами», мыли окна в высотных зданиях, изготавливали гаражи-ракушки…
Потом сменилась власть, а нефть сменила тренд с понижения на повышение. Абсолютно невзаимосвязанные события. Просто так карта легла.
И начало нулевых характеризовалось бурным промышленным ростом, ростом фондового рынка (конкретно, ряд акций, которые я держал тогда, выросли с 1999-го по 2007-й в десятки и сотни раз), ростом потребления.
Мы стали пересаживаться с жигулей- москвичей на форды- тойоты, массово отдыхать на теплых морях, жители побережий которых быстренько выучили русский язык.
А потом как-то постепенно стала укрепляться «вертикаль власти», а вот частный бизнес стал терять свои позиции. Заниматься им стало неинтересно, поскольку мороки много, а доходов не так чтобы очень. Куда веселее пойти в эту самую вертикаль. Туда и стала стремиться молодежь, начиная нулевых, вместо частного бизнеса, как в девяностые.
И началось то, что называется стагнацией экономики. То есть она перестала расти. До второй половины нулевых в страну еще приходил зарубежный частный капитал, создавал сборочные производства автомобилей, бытовой техники, вкладывался в российскую пищевку. Потом и это прекратилось.
Рост ведь экономики обеспечивают инвестиции. Частные, потому что государственные очень легко украсть, что и происходит. А частных инвестиций и не стало.
Ну, и плюс санкции. Вот и имеем то, что имеем…
Отзывы и комментарии